Вдруг я вспомнила, что пора ехать. Но Володя пришел в такое отчаяние,
так умолял меня, так ломал руки, что я не в силах была ему отказать...
Быть может, дурно, что я изменяю праху моего мужа.
У меня в душе осталось какое-то темное чувство неловкости. Я никогда не
испытывала этого, изменяя живому. Есть таинственная власть у смерти.
III
19 сентября
Люблю ли я Володю?
Вряд ли. В нем мне нравится мое создание. Какой он был дикий, когда мы
встретились с ним в Венеции! Он ни о чем не умел ни думать, ни говорить,
кроме тех политических вопросов и дел, из-за которых ему пришлось укрываться
за границей. Я в его душе угадала иной облик, совсем как скульптор, который
угадывает свою статую в необделанной глыбе мрамора.
Ах, я много потрудилась над Володей! Положим, какое единственное было
место для воспитания души: золото-мраморный лабиринт города Беллини и
Сансовино, Тициана и Тинторетто! Мы вместе слушали с гондол майские
"серенады", мы ездили в "дом сумасшедших", навсегда освященный именами
Байрона и Шелли, мы, в темных церквах, могли вволю насыщать глаза красочными
симфониями мастеров Ренессанса! А потом я читала Володе стихи Фета и
Тютчева.
Говорят, можно видеть, как растет трава. Я воочию видела, как
преображалась душа юноши и в то же время преображалось его лицо. Его чувства
становились сложнее, его мысли - тоньше, но изменились и его речь, и его
глаза, и его голос! До меня был "товарищ Петр" (как его звали "в партии"),
неловкий, грубый; я создала Володю, моего Володю, утонченного, красивого,
похожего на юношу с портрета Ван-Дика.
А потом! Ведь он мне сознался, - да и не трудно было догадаться, - что
я была первая женщина, которой он отдался. Я взяла, я выпила его невинность.
Я для него - символ женщины вообще; я для него - воплощение страсти. Любовь
он может представлять лишь в моем образе. Одно мое приближение, веянье моих
духов его опьяняет. Если я ему скажу: "пойди - убей" или "иди - умри", он
исполнит, даже не думая.
Как же мне отдать кому-нибудь Володю? Он - мой, он - моя собственность,
я его сделала и имею все права на него...
В нем я люблю опасность. Наша любовь - тот "поединок роковой", о
котором говорит Тютчев. Еще не победил ни один из нас. Но я знаю, что может
победить он. Тогда я буду его рабой. Это - страшно, и это - соблазняет,
притягивает к себе, как пропасть. И стыдно уйти, потому что это было бы
трусостью.
Модест для меня загадка, я не распутала еще нитей его души, да и
распутал ли их кто-нибудь до конца? Как для него характерно, что он -
художник, и сильный художник, - никогда не выставлял своих вещей. Ему
довольно сознания, что после его смерти любители будут платить безумные
деньги за его полотна и разыскивать каждый его карандашный набросок. Таков
он во всем: он довольствуется тем, что сам знает о себе, и ему не нужно,
чтобы это знали о нем другие. Он действительно презирает людей, всех людей,
Скачать<<НазадСтраницыГлавнаяВперёд>>